Хорал [litres] - Кент Харуф

– Мэм, это мое последнее слово. На данный момент.

– Так он может выпуститься?

– Без курса по истории Америки – нет. Не думаю.

– Он может хотя бы выйти на сцену и забрать пустой аттестат?

– Возможно. Но, полагаю, ему придется ходить летом на занятия по незачтенному предмету. А пока ему лучше поработать с кем-то по истории Америки индивидуально. Я прав, инспектор?

– Да. Это можно устроить.

– Верно, – сказал председатель. – Это можно устроить.

Он оглянулся на них.

– Мистер Бекман, вы ничего не сказали. У вас есть что добавить?

– Вы чертовски правы, есть, – объявил Бекман.

Он встал.

– Мы этого так не оставим. Я вам сразу говорю. Можете быть уверены. Я пойду в суд, если потребуется. Думаете, не пойду?

Виктория Рубидо

В Денвере она вскоре нашла работу. Не ахти какую, не на полный рабочий день, в магазинчике на заправке на проспекте Уодсворта в миле от их квартиры – заменяла других по ночам, когда ее вызывали. Она пришла на собеседование, и плюгавый мужичонка в белой рубашке, управляющий, провел ее по магазину и спросил: «Куда вы поставите венские сосиски и сардины?», и она ответила: «На полку с консервами», но он возразил: «Нет, рядом с крекерами. Нужно, чтобы их покупали одновременно. Вот чем мы тут занимаемся».

Его интересовало, когда ей рожать, и она ему солгала. Сказала, что ребенок родится позже, что ожидает его в конце мая.

– Вас все еще часто тошнит?

– Нет, – ответила она. – Только поначалу было.

– Это лишь частичная занятость. По необходимости. Будете выходить, только когда понадобитесь. Когда продавец позвонит и скажет, что заболел. Ясно? Все еще хотите?

– Да.

– Ладно. Будем обучать вас, начиная с завтрашнего дня.

Она три дня училась у продавщицы, работавшей во вторую смену, потом одну ночь с продавщицей в ночную смену, а после ждала первого вызова полторы недели. Ее позвали во время ужина в понедельник, Дуэйн был уставшим и не захотел подвозить ее на работу. Она ответила, что пройдется. Встала из-за стола, чтобы уйти, и ему стало стыдно, так что он все же ее подвез, и всю дорогу оба молчали. Она проработала ночь без происшествий, а утром, сменившись, поехала домой на автобусе, поскольку у Дуэйна к тому времени уже началась смена на заводе Гейтса. В квартире на столе она обнаружила записку от него: «Увидимся вечером, я больше не злюсь, а ты?», – написанную, как и месяц назад, карандашом на обрывке бумаги корявым детским почерком.

Две недели спустя, когда ее вызвали в третий раз, она стояла за прилавком, и в полвторого ночи в пустой магазин вошел мужчина. Он слонялся вдоль полок, брал что-то, клал назад. Худой, с морщинистым лицом и прямыми каштановыми волосами. Затем он подошел к прилавку с пустыми руками и сказал:

– Ты ведь знаешь Дорис?

– Кого?

– Дорис. Она тут работает.

– Я с ней знакома, да.

– Что ты про нее думаешь?

– Она милая.

– Она стерва. Она меня выгнала и натравила на меня копов.

– О, – вырвалось у девушки.

Она наблюдала за ним, чтобы понять, что он собирается делать.

– Что, по-твоему, у меня в машине? – спросил он. – Ну же, подумай.

– Не знаю.

– У меня там пушка, – заявил он, глядя ей прямо в глаза. – Заряженная на три патрона. Потому что нас трое. Она, я и ее чертов пес. С удовольствием убил бы этого ублюдка. Не выношу этого гада. Думаешь, я рехнулся?

– Я вас не знаю.

– Я чокнутый. Этот чертов пес. Но тебя я не трону. Когда ты заканчиваешь?

– Пока не знаю.

– Конечно знаешь.

– Нет. Может, позже. Мне не всегда говорят.

– Вот. Я куплю жвачку. Все равно у меня ее чертов пес. Я держу его в машине при себе. Может, она меня и выгнала, но у меня ее пес. Могу начать с него, если она так хочет. Ладно, не перерабатывай тут, – закончил он.

Взял упаковку жвачки и вышел.

Девушка смотрела, как он садится в машину и уезжает, записала его номер, а потом сообщила все управляющему и в следующие дни следила за новостями в газетах на случай, если появится упоминание об этом человеке, но ничего не было. Дорис, когда девушка рассказала ей про него, ответила, что он довольно безобиден. Она не знала, о каком псе идет речь, на данный момент у нее не было питомца. Был когда-то, лет пять назад.

В Денвере Дуэйн брал ее на вечеринки. Как-то в пятницу вечером они отправились к паре его знакомых с работы, Карлу и Рэнди. Рэнди была крупной высокой девушкой в узких джинсах и коротком топе без бретелей, с худыми ногами и подправленной пластикой грудью. А Карл был болтлив. Когда они заявились, он уже вовсю разошелся. В квартире было людно. Все пили и курили, а на журнальном столике стояла корзинка с косяками для всех желающих. Стены комнаты были обклеены фольгой, еще мерцали рождественские гирлянды, в целом было душно, а музыка играла так громко, что девушка чувствовала, как она отдается в животе. Гости танцевали и смеялись. Одна девушка танцевала на диване, мотая туда-сюда волосами. Парень танцевал между двух девушек, монотонно стукаясь с ними бедрами. Рэнди принесла ей бокал из соседней комнаты и стояла, опершись о стену, наблюдая за всем этим, а Дуэйн ушел с Карлом на кухню. Рэнди взглянула на нее, раскинула руки, как бы говоря: «Все это твое», – и исчезла. Девушка стояла у стенки и смотрела.

Позже она пошла на кухню в поисках Дуэйна. Он сидел за столом, играл в юкер[18] и пил с остальными, а она стояла позади него, и разок он положил руку ей на живот и спросил: «Как там мой парнишка?» – похлопал ее и отпил из бокала. Она немного понаблюдала за игрой, а потом ушла искать туалет. Дверь была закрыта, девушка постучала, и кто-то быстро приоткрыл ее на щелочку, так что она мельком увидела, что двое парней сидят на краю ванны в ожидании своей очереди, пока какая-то девица трахается с третьим на унитазе. Она была голой ниже пояса, раскинула длинные белые ноги – возможно, это была Рэнди, но Виктория не могла разглядеть, потому что дверь так же резко захлопнулась, а парень, который ее открыл, бросил только: «Не сюда. Наверх».

Когда Дуэйн отвез девушку домой, было уже четыре утра.

К тому времени ее убедили выпить четыре или пять коктейлей из водки с содовой, а также затягиваться травкой всякий раз, когда